Я тоже мог когда-то насмешить,
Теперь меня терпеть довольно трудно.
Дай ниток грязных, пуховик зашить,
И намекни проваливать мне в утро.
Туда, где вьюгой кружатся дворы,
Где бред несут морзянки домофонов.
Где жил я в ложном счастье, и увы,
Был изначально, бедным, пыльным фоном.
Да, я уйду в метель, что ожидал,
В таких местах сбывались лишь метели.
Сбывались ещё старты на вокзал,
Но дом родимый годы-гады съели.
Вот и зашит мой старый пуховик,
И набекрень напялена фуражка.
Ушёл я от тебя, но где же сдвиг?
Как было страшно, так и будет страшно.
Зима нагонит лишней вес тоски,
И нехотя апрель тоску утащит.
Напишет май весёлые броски,
Не прячь рисунок этот в пыльный ящик.
Я маю, может, тоже помогал,
Шептал под кисть цвета, что ты любила.
И рушился последний мой вокзал,
Теперь там безымянная могила.
На крест там нахлобучен пуховик,
И рвется в небо нитка из прорехи.
Вот-вот она сорветвется... Нет уж, фиг!
Не всякий стих мой сложен для потехи.
Не будет так же здесь скулить мораль,
Не будет строк, что мне весь мир до фени.
Живи счастливо и не помирай,
Довольно натерпелась со мной хрени.
Зилов 20 год
